Сайты
государственных органов
Перспективы творческой деятельности в современной культурной ситуации
|
Кафедра | История | Научная работа | Учебный процесс | Дистанционное обучение | Конференция (Konferencja) | Форум (Forum) | Статьи (Prace) | Результаты (Wyniki) |
||
Перспективы творческой деятельности в современной культурной ситуацииМартысюк П.Г., доктор философских наук, профессор кафедры философии и идеологической работы Академии МВД РБ. |
||
|
Изучение творчества человека в различных его видах и формах, закономерностей творческого процесса, выдвинулось на передний план развития современной науки. Причем все явственнее проявляется тенденция комплексного подхода в изучении творческой деятельности с использованием различных наук в их единстве: философии и психологии, кибернетики и логики, биологии и социологии, синергетики и педагогики и т.д. Во всем этом следует видеть веление времени, выражение потребностей общества, как никогда ранее, наиболее полно и рационально использовать творческий потенциал личности при решении сложных проблем научного, технического и социокультурного развития. При этом следует иметь в виду и заинтересованность самого человека в самоутверждении в материальной и духовной сферах. Тема творчества в его связи с развитием культуры во все времена находилась в эпицентре гуманитарного знания. Интерес к ней не ослаб и в современной гуманитаристике, что подтверждается рядом исследований данной проблемы в изданиях по психологии, философии и непосредственно культурологии. Под творчеством принято понимать человеческую деятельность, которая создает качественно новые, никогда ранее не существовавшие, материальные и духовные ценности. Являясь сущностной стороной деятельности, оно фиксирует в деятельности главным образом момент ее совершенствования. Понимание творчества как качественно новой деятельности предполагает ее анализ в свете принципа (теории) развития, точнее говоря, с позиций закона взаимного перехода количественных в качественные изменения, поскольку развитие представляет собой качественное преобразование, обновление всего сущего. Однако понятие "новое", даже если его рассматривать как "качественно новое", все же не раскрывает в полной мере сущностную специфику творчества, его ядро. Таким ядром является деятельное противоречие (вернее ряд противоречий), образующееся в ходе взаимодействия творящего человека и внешнего мира, противоречие субъективно-волевых и внешнепредметных моментов деятельности. Данное противоречие есть источник и движущая сила творчески-деятельностного процесса. Без наличия творческого противоречия деятельность не развивалась бы, а в той деятельности, где нет развития, собственно, нет и творчества. Поскольку творческая деятельность в сущности своей есть развивающийся процесс, ее необходимо исследовать в контексте развития как такового, с учетом присущих ей форм и закономерностей. Учитывая это, некоторые авторы, однако, не только распространяют принцип развития на творчество, но и творчество – на развитие в целом, рассматривая его как "механизм" любого развития. Отсюда, естественно, делается вывод, что творчество свойственно как неживой, так и живой природе. Оно существовало до возникновения человека и общества. Творчество – необходимое условие развития материи, образования ее новых форм, вместе с возникновением которых меняются и сами формы творчества. Творчество человека – лишь одна из таких форм. Практически все виды человеческой деятельности включают в себя элементы творчества. Однако наиболее ярко они проявляются в науке, искусстве и технике. Имеется и специальная наука — эвристика (гр. heurisko — нахожу), с помощью которой можно не только изучать творческую деятельность, но и создавать различные модели творческого процесса. Существуют четыре основные фазы творчества:
Процесс создания нового приносит творцу чувство удовлетворения, стимулирует его вдохновение и подвигает его к новому творению. К непостижимому процессу творчества культурология подходит, прежде всего, с учетом того, что творчество является ядром культуры. Культура не сводится к одному лишь только творчеству, но и без него она не возможна. Человек по-разному может реализовать свое творческое начало, и полнота его творческого самовыражения достигается через создание и использование различных культурных форм. Каждая из этих форм обладает своей «специализированной» смысловой и символической системой. Проблема творчества неразрывно связана с выбором индивида в культурном пространстве. В. Библер обращает внимание на то, что включаясь в деятельность, я включаюсь в проблему, в неравновесность, в жизнерадостность бытия, мое бытие и мое сознание – это бытие и сознание решения проблемы. Причем, в это решение (оно от меня зависит) включается и «решение прошлого», его переформулировка, и новое значение его «расшифровки». Мое сознание развивается бытием как сознание проблемы, как мучение сдвига личности, как потенция изменения бытия. С этой точки зрения направлен тезис, что человеческая деятельность детерминируется целью (а цель детерминируется прошлым, и выхода в изменение и в творчество равно нет). Только личностная (идеализированная) деятельность может быть деятельностью всеобщей, превращающей исходный предмет в иной предмет. Трансформируя предмет (идеализированный), ты получаешь больше того, что в нем было «сначала», его потенция переходит в предметность, - и это уже не воспроизведение истины предстоящего познанию предмета, это такой идеальный предмет, которого нигде, никогда не было, но этот новый предмет воспроизводит… истину природного предмета как предмета культуры, т.е. природного предмета в его потенциях. Но это преобразование предмета есть преобразование способности познания, есть создание предмета как всеобщего определения личности, то есть как возможности выхода за пределы этого предмета. Только изменение идеального предмета есть непосредственное изменение всеобщих определений личности (есть определение личностных изменений всеобщего). Реализация возможностей действительности есть изменение самой этой действительности (появление новых ее возможностей) и, в этом смысле, - формирование абсолютно нового. Творчество как реализация возможностей есть творчество как создание новых возможностей, как создание новой действительности (абсолютно новое) [1]. Тема культуротворчества во все времена находилась в эпицентре гуманитарного знания. Интерес к ней не ослаб и в современной гуманитаристике, что подтверждается активной разработкой данной проблемы в изданиях по психологии, философии и непосредственно культурологии. Однако, в большинстве своем авторы, представляющие данные области науки задаются целью сформулировать и систематизировать многообразие дефиниций творчества, исследовать онтологию природы творчества, выявить механизм осуществления творческого действа как субъективного акта индивида, а также рассмотреть культуротворчество в контексте объективации творческой мысли в конкретных достижениях культуры. В это же время мы испытываем дефицит в научных публикациях, обращающихся к исследованию истоков творчества, а также рассматривающих природу культуротворчества в единстве его составляющих: культуры и творчества. Культура и творчество между собой генетически взаимосвязаны. Ибо своими основными достижениями культура обязана творчеству. Неслучайно, творчество является лейтмотивом культуры и способствует бесконечному репродуцированию культурных ценностей. Однако, в чисто историческом преломлении идея творчества значительно архаичнее чем идея культуры. Культура неразрывно связана с человеком, так как является продуктом его жизни и деятельности. Она возникает тогда, когда человек начинает осмыслять все существующее через призму собственных преобразовательных усилий. Идея творчества вплоть до эпохи Возрождения, когда человек открыл в себе личностное начало, соотносилась с высшей сверхъестественной силой. Именно эта высшая сила, одним словом Бог, отвечала мировоззрению человека архаической и традиционной культуры. Понятие «Творец» предполагало наименование, характерное для античного мышления, начиная с архаической мифологии и кончая текстами поздней античной философии. «Творец» в первоначальном значении понимался как «делатель» вообще. Он был равнозначен демиургу (ремесленнику, создателю). Функции демиурга распространялись практически по всем направлениям деятельности: на ремесла, поэзию, науки, вещания и т. д. Истоки творчества лежат в космогоническом мифе. В отличие от пракосмического мифа, повествующем о неделимом, целостном мире, космогонический миф открывает перспективу творчества. Космогонические мифы занимают особое место среди других форм мифопоэтического мировоззрения и повествуют о возникновении вселенной. Важное место в них занимает непрекращающаяся борьба космоса с хаосом. «Переход от неорганизованного хаоса к упорядоченному космосу, – пишет В. Топоров, – составляет основной внутренний смысл мифологии, содержащейся уже в архаичных мифах творения» [1] . Следствием космизации хаоса является упорядоченность земной жизни, что составляет главный пафос мифологической космогонии. Возникновение космоса в космогонических мифах сопровождается описанием борьбы с различными хаотическими и хтоническими силами. В египетской мифологии солнечный бог Ра-Атум борется с подземным змеем Апопом; индийский Индра одерживает победу над Вритрой; вавилонский Мардук побеждает Тиамат – супругу Апсу; в скандинавской мифологии бог Тор сражается с великанами и чудовищами, в частности с космическим змеем Ёрмунгандом и т. д. Иногда борьба космоса с хаосом осуществляется в рамках теогонии. Например, в античной мифологии Зевс ведет борьбу с титанами и Тифоном, а в вавилонской мифологии Мардук – со старшими богами и Тиамат. Космогонические мифы содержат информацию о происхождении мира и жизни, о том, кем была сотворена вселенная. Идея творчества в космогонической мифологии связана с порождающим началом, а также образом смерти, распада, расчленения некоторой первоначальной целостности бытия и последующим восстановлением космического бытия через ритуальную практику. Все перечисленные модификации идеи творчества объединяет главное: они носят натуралистический характер, творчество в них является естественно-природным процессом. Обращение к большинству архаических мифов востока и запада позволяет засвидетельствовать факт некогда существовавшего неделимого первоначального мира. В последующем в результате ритуального жертвоприношения создается дуальная организация космоса. Это легко проследить на примере ведийского космогонического мифа, повествующего о том, как Индра убивает Вритру, после чего раскалывает холм (недифференцированный первичный мир), подпирает небо, отделяя его от земли. В ней акт творения приводит к разделению некогда единого мира, в результате чего становится возможным переход от неявного к явному, если говорить языком космологии – от хаоса к космосу. Эти мифы наполнены идеей трагедии и безысходности, так как свидетельствуют о том, что все созданное возвращается в бесформенное и нетленное, из которого оно и произошло. Вместе с тем в них содержится великая надежда на то, что нетленное обязательно все сотворит заново, ибо всякое творение неизбежно повторяет космогонический акт – сотворение мира. В результате творения в аморфное наличное бытие проникает образ времени, устанавливающий для отдельных сфер вселенского бытия временные фазы. Это задает порядок протекания жизни, формирует постоянство и непоколебимые правила и нормы, определяющие действия человека. Боги – устроители мира – принимают образ защитников и стражей законов, они способны окунуться внутрь жизни, усмирить злодея и обеспечить правосудие. Акты творения для примитивных культур являются важнейшим событием жизни, так как периодический возврат к ним способствует обновлению и улучшению качественного состояния мира. При этом «обновление, – по мнению Ю. Антоняна, – совсем не обязательно связано с новым временным циклом, оно может определяться появлением на свет доселе незнакомых героев или пророков, которые очищают и одухотворяют мир новым словом, новой ннравственностью, новыми ценностями»[1]. В традиционных культурах космогонические мифы играют важнейшую жизнеобеспечивающую роль в реальной жизни человека. В них, по мнению В. Иорданского, «были заложены две важнейшие идеи: порядка и конфликта, порядка и его нарушения, на долгие века определившие отношение архаического общества к окружающему миру и его представления о самом себе» [2] . В результате внутренних противоречий порядок во вселенной периодически нарушался. Поэтому одним из вариантов устранения этой проблемы в древнем обществе являлось примирение повседневной и мифологической реальности. Важность космогонического мифа для архаического сознания во многом объяснялась верой в то, что не только космос, но и человек претерпевает возрождение. При этом прошлое поглощается настоящим, все беды и грехи устраняются. Космогонический миф выступает образцом изначальной целостности. В обращении к нему через ритуальную практику становится возможным восстановление этой целостности на различных уровнях бытия, в частности, когда идет речь о плодородии, исцелении, родах и т. д. Введение ритуалов, отражающих космогонический миф и способствующих его воспроизводству, изначально приписывается бессмертным мифическим существам, жившим на Земле до появления первых людей. Именно они научили людей обрядам, связанным с обновлением мира. Ностальгия по совершенному началу в значительной степени объясняет периодический возврат в мифическое прошлое, имеющий место в архаических культурах. Космогонический миф повествует, что именно божественные и полубожественные существа первоначально действовали на земле. Соответственно, с возвращением в прошлое связывается надежда на возможность соприсутствия с богами и на обретение более совершенного мира. М. Элиаде акцентирует внимание на том, что «стремление религиозного человека время от времени возвращаться назад, его усилия восстановить ту мифическую ситуацию, что была в Начале, могут показаться современному человеку невыносимыми и унизительными. Подобная ностальгия неизбежно ведет к постоянному повторению ограниченного числа деяний и поступков. Можно даже сказать, что в некотором смысле религиозный человек, особенно в «примитивных» обществах, полностью парализовпарализован мифом о вечном возвращении» [1] . В архаической мифологии, повествующей о сотворении мира и его последующим устроении, творящей силой человек не выступает. Неслучайно, он сам является продуктом божественного творчества. В более поздние исторические времена тенденция перенесения творческой активности во вне человека-производителя сохраняет свою актуальность. Это становится заметным при обращении к античной культуре. В понимании античного сознания искусство обладает внутренней пассивностью. Оно прямо вложено богами, и это не метафора, как например, обращение к музам у новых поэтов. Об этом свидетельствуют первые строки Илиады Гомера: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, По представлению Гомера, поэтическое вдохновение исходит от богов. Свою заслугу эпический поэт видит лишь в том, что он «сам себя научил пению» (Од. ХХII. 347-348). Традиционное представление о богах как «вдохновителях» поэтического творчества и взгляд на поэта как на человека, устами которого говорит само божество, характерно и для Гесиода. Его поэма «Труды и дни» начинается со слов: «Вас, пиерийские Музы, дающие песнями славу, Не только Гомер и Гесиод не могут шагу ступить без Аполлона и муз, таковы же все греческие поэты. И, подобно Пиндару, каждый из них с полным правом может назвать себя «пророком муз», так что уже не он поет, а сама муза, он же только оформляет это пение хорами и лирой. Особый интерес применительно к данной теме исследования представляет миф о Пигмалионе и Галатее. Мастер ваяет совершенную скульптуру. Но в своем творчестве он лишь уподобляется божественному творцу, так и не в состоянии с ним уравняться всецело. Пигмалион лишь создает прекрасную статую, являющуюся отражением красоты внешнего мира. Однако, высшее творение, согласно мифу содержится в другом. Галатея – это холодная застывшая статуя. Жизнь в нее вдохновляют боги, именно это является высшим актом творения. Лишь в результате творческого участия извне мастер и его творение становятся единым целым. Творчество как способ деятельности в мифологической культуре воспроизводит самого человека. Убегая от смерти, не понимая ее, человек, борясь за существование, за свою жизнь, устремлялся к вечной жизни, к бессмертию. Вневременное понятие о вечности на земле является человеку в облике культурного постоянства, неизменности культурной формы. Тем не менее, в мифе творчество предполагает утрату индивидуализации человека, так как в качестве идеала предполагает ассимиляцию человека в природном универсуме (космосе). Когда отсутствует развитый опыт личности творчество реализуется через различные формы божественного участучастия. Там где хоть частично отсутствует человек, там его место занимает Бог. Сопряжение человеческой жизни с жизнью природы, эстетическое переживание нерасторжимого единства между человеком и Универсумом, по своей сути восходят к мифологическим представлениям. В природе цикл замкнут и представляет собой вечное станостановление, вечное обновление природной и животной жизни, внешней по отношению к самой себе и никогда не вступающей в противоречие с самой собой. Но эта модель вечного становления и обновления, хотя качественно и никуда не приводит, все же является отправным пунктом божественного творческого действа, ибо в мифологическом измерении воспроизводство, повторение любой сущностной формы эквивалентно ее первоначальному сотворению. Божественное творчество неразрывно связано с вечно-обновляющейся природой, ставящее своей целью сведение конечного к абсолюту, потенцированное восстановление единства первоначала, выстроенного на принципах гармонии и красоты. Приобщаясь к божественному творчеству, человек лишь бесконечно приоткрывает занавес предвечной красоты. Определяя творчество как художество В. Соловьев указывает на то, что «как и все человеческое, художество есть текущее явление, и, быть может, в наших руках только отрывочные начатки истинного искусства. Пускай сама красота неизменна; но объем и сила ее осуществления в виде прекрасной действительности имеет множество степеней, и нет никакого основания для мыслящего духа окончательно останавливается на той ступени, которой мы не успели достигнуть в настоящую историческую минуту, хотя бы эта минута и продолжалась уже тысячелетия [1]. Несмотря на то, что в ранний период исторического времени заслуги за свершаемое и признаются за некоей сверхъестественной силой, человек при ней неизменно присутствует. Правда, он еще не выступает в полном смысле слова в качестве творца, в силу того, что представляется в качестве субъекта, не признающего возможности личного творения. Человек или присутствует при творении, пребывая в качестве его соучастника, или действует от лица некоей неизменно присутствующей высшей силы. Скорее всего, он выступает как оформитель и соучастник всего, что возникало в процессе коммуникации. Творческое понимание приходит к нему тогда, когда он не отказывается от себя, как от основного производителя, от своего места в пространстве и времени, с необходимостью удерживает в своей памяти замысел творения, занимая при этом идеально для творения положение в мире. Только в этот момент всеобщее осознается как-то в индивиде, что, хотя и больше его, но и не дано извне или свыше, а есть именно он сам. Только в эпоху Возрождения, когда человек постепенно освобождается от бога, он начинает рассматривать самого себя как творца. До сего времени человек творил неосознанно, в связи с чем продукт творчества не принадлежал ему всецело. Что касается Возрождения, то оно рассматривает творчество, прежде всего, как художественное творчество, как искусство в широком смысле слова, которое в своей глубинной сущности рассматривается как творческое созерцание. Отсюда характерный для Возрождения культ гения как носителя творческого начала по преимуществу. Именно в эпоху Возрождения возникает интерес к самому акту творчества, а вместе с тем и к личности художника, возникает та ррефлексия по поводу творческого процесса, которая незнакома ни древности, ни средневековью, но столь характерна именно для Нового времени. Бог в эпоху Возрождения воспринимался как Творец вселенной, но человек в определенном смысле должен как бы вновь создать ее. Как указывает Э. Кассирер, «мыслители Ренессанса научились видеть человеческую природу и человеческую историю в новом свете. Они восхищались человеческой культурой и восхваляли ее скорее как работу человека, нежели чем дар Божий. Подлинное человеческое достоинство заключено в этой творческой способности, то есть в его способности создавать образы, которые имеют специфически человеческий характер. По Николаю Кузанскому, один Бог имеет… творческую способность, но человеческий разум снабжен иным достоинством, которое не ниже этого, - … достоинство подражания. Бог – Творец вселенной, но человек в определенном смысле должен как бы вновь создать ее. В своем разуме он обладает элементами, семенами всех вещей. Нужно лишь развить их из имплицитного состояния в эксплицитное для того, чтобы знать и понимать мир» [1] . В речи Пико человек описан как скульптор, который должен усовершенствовать свою собственную форму, данную ему природой. Он сам себе судия и почетный творец и мастер. Человек воспринимает себя творцом в том случае, когда его уникальный внутренний мир становится внешним преобразованным бытием, новой ранее не бывшей предметной реальностью произведения искусства. Творчество в этом случае есть не что иное, как изменение способа индивидуального личностного бытия. Творчество тем самым означает не только переход из внутреннего состояния во внешнее, но и прояснение, упорядочивание и гармонизацию того, что было внутренним миром творца. В результате творческой деятельности в человеке нечто оформляется впервые, выходя из душевных глубин. О творчестве как самосозидании Н. Бердяев писал: «В самосозидании Я личности человеческий дух совершает творческий акт синтеза. Нужно творческое усилие духа, чтобы не допустить разложения Я, раздвоения и распадения на части личности. Человек не только призван к творчеству как действию в мире и на мир, но он сам есть творчество… Образ человека есть творческое единство» [2]. Говоря о культуре как о «второй природе», дистанцдистанцирующейся от естественной среды, мы оставляем в стороне, то, что существование культуры предполагает гармоничное устроение человека. Совершенствование человека является высшей целью культуротворчества. Будучи субъектом культуротворчества, человек благодаря преобразовательным усилиям творит искусственную среду как высшую по отношению к естественной. Ведь и идея культуры возникает тогда, когда человек ощущает себя творцом, способным создать мир лучше, чем он есть. Наряду с торжеством в современной культуре светских мотивов с явно выхолощенным мифологическим содержанием, человек стремящийся к исполненности и полноте, которые не могут быть удовлетворены здесь, на земле, а ведут человека к абсолютному и Абсолюту. И те только люди творят, которые находятся среди вещей, но ими не поглощены. Вплотную к ним они стоят, но держатся за них так, как будто стоят они там наверху, у крайнего небесного круга близко к вечности. Интерес в обращении к истокам творчества с точки зрения выявления в нем мифологических оснований должен иметь место как среди учителей школ, так и преподавателей высших учебных заведений. Это вполне можно объяснить тем, что сознание ученика, в особенности младшего класса, преимущественно мифологично, а посему в его творческой деятельности неизменно присутствуют элементы мифа. В отдельных этнологических источниках акцентируется внимание на сходстве черт сознания ребенка и сознания древнего человека, тотально проживающего состояние мифа. Еще в свое время известный исследователь мифологической культуры Э. Тайлор указывал, что «ум дикаря воспроизводит состояние детского ума...»[2]. При переходе от детства к взрослости мифологическая форма не преодолевается, как это утверждается в рамках позитивизма, а переживает содержательные сдвиги в основном благодаря взаимодействию со смежными формами культуры (отдельные проблемы художественного творчества, словесного и изобразительного искусства и др.). Современный человек оказывается помещенным в виртуальный мир (мир рекламы, компьютерной техники), по-своему мифический. Он и воспринимает себя как часть его и на этой основе стремится реализовать свои творческие возможности.. Когда человек оказывается сопрсопричастным квазимиру, то уже в его контексте стремится заявить о себе. Состояние, которое он переживает в этот момент времени, является временно подлинным, напоминающим состояние чтеца сказки. В сказочный мир входят через присказку. Присказка – это предуготовление к некоему таинству. Уйти в сказку, значит уйти от дневного света, от постылой необнеобходимости и условности внешнего мира. Присказка является гранью, лежащей между миром сказочным и миром рациональным. «Задача присказки состоит в том, чтобы подготовить душу слушателя, вызвать верную сказочную установку»[3]. Сказка втягивает в сказочный мир, а потом требует отрезвления, нередко сопровождающегося выталкиванием. «На том пиру и я был, мед-вино пил, по усам текло, да в рот не попало; тут меня угощали; отняли лоханку от быка, да налили молока; потом дали калача, в ту ж лоханку помоча. Я не пил, не ел, вздумал утираться; со мной стали драться. Я надел колпак, стали в шею толкать…»[4].
|
Учреждение образования "Гродненский государственный медицинский университет"